ИГНАЦ ФОН ХАНСЕН.
Глава II.
Строительные работы были в самом разгаре. Рабочие, нанятые из окрестных праздношатающихся и крестьян, были разумно организованы и, предвкушая награду, старались трудиться расторопно – бегло загоняли тачки с камнем по мосткам на участки, тянули за канаты кранов, забивали сваи и складывали растущие день ото дня стены.
Новый архитектор, Игнац фон Хансен, твёрдо вознамерился перестроить крепость Ягтенхоф, расположенную недалеко от границы Ольсбрюккенского Ландграфства и владений архиепископа Инстерхеймского. Ландграф, выслушав его доклад о необходимости подготовки к возможному вторжению, охотно выдал нужную сумму и документы, позволявшие архитектору стать самовластным распорядителем работ.
Место, в котором когда-то была поставлена эта крепость, по признанию Игнаца, было превосходным – с высоты, на которой зиждились основные укрепления, можно было легко обстреливать врага ещё на подступах. Одно плохо – в распоряжении гарнизона было всего... двенадцать пушек. Была, впрочем, ещё бомбарда – но она проржавела и в ней свили гнездо птицы. Но Игнац не был военным комиссаром, и отчитывать нерадивых защитников крепости было не в его компетенции. Его работа заключалась в подготовке старых бастионов и равелинов к обороне.
***
- Расскажите ещё раз, Хансен. – сказал однажды вечером Йозеф фон Ризенбах, комендант крепости, в прошлом году торжественно отметивший своё 63-летие.
- О чём рассказать, Ваше Высокопревосходительство? – закрывая начатую недавно книгу, спросил Игнац.
Генерал с глухим стоном повернулся в кресле. Он уже давно мучился подагрой, и всем своим немощным видом не внушал доверия в качестве коменданта. Зато был добр – именно в его доме жил архитектор, вкушал пищу и читал книги из внушительной библиотеки старого воителя.
- О пожаре. – ответил генерал. – Неужели это герцог сжёг Инстерхейм?
- Не знаю, - пожал плечами Игнац. – Но я боюсь, что трагедия непосредственно связана с его войсками.
Ризенбах покачал седыми кудрями, спадавшими на плечи.
- Варварство. Где видано, чтобы князь светский поднимал меч свой на князя духовного? Да и Инстерхейм... Какой красивый был город. Отстроят ли теперь...
Послышался стук в дверь. Генерал обернулся и громко гаркнул «Войди!», на что из-за двери показался молоденький слуга, сообщивший о прибытии в крепость незнакомого всадника.
- Сказывают, от архиепископа.
- Инстерхеймского? Ого! Ну, пустят пускай, лошадь в конюшню, его самого сюда, я с ним говорить буду. – заметив, что Хансен собрался покинуть комнату, генерал остановил его. – Стойте, ну а Вы-то куда? Сидите, пожалуйста. Не думаю, что это какой-то секрет, что Вы не можете поприсутствовать. Тем более, Вы - мой–друг, и такой же крепостной чин, как и я.
Хансен кивнул и подошёл к окну. Внизу, во дворе, появился всадник, ведомый слугой и окружённый алебардщиками. Отсюда было трудно рассмотреть его черты...
Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошли слуга и гость, приветственно снявший шляпу с пучком перьев.
- Приветствую, господин генерал, и от имени архиепископа Лаврентия Инстерхеймского передаю Вам его благословение.
- Аминь! – Ризенбах проковылял к гостю полкомнаты и крепко пожал его руку. – Проходите, молодой человек, и выпейте с нами вина! Позвольте представить Вам господина Хансена, тоже служащего здесь.
Незнакомец и Хансен обменялись поклонами.
- Благодарю за представление, генерал, но господина архитектора я уже знаю, да, боюсь, он не знает меня. – улыбнулся молодой кавалер. – Я бывал на Ваших занятиях, господин Хансен, по организации простейших полевых укреплений.
- Хо-хо! – обрадовался старик, тут же сильно хлопнувший обоих по плечам своими тяжёлыми и широкими руками. – Так вы, господа, уже знаетесь? Тем более повод выпить – давайте не будем тратить времени зря!
Вином генерал не ограничился – по его приказу слуги накрыли стол, принесли поросёнка, начинённого гречей, и жареных воробьёв с картофелем. Плюнув на напоминание слуги о вреде подобной пищи для генеральской подагры, Ризенбах с охотой приступил к трапезе.
- Признателен, что Вы запомнили мои уроки, и могу лишь надеяться, что Вам они пошли впрок. Но не могу ответить тем же – я не запомнил Вас, господин..?
- Андрес Тауберт. – едва заметно кивнул гость, разрывая воробья. – В Инстерхейме я служил офицером гарнизонной артиллерии.
- Так-так, артиллерии, да? – заинтересовался генерал. - Что ж вы там этих супостатов не отстреляли?
- Мы были бы рады драться. – убедительно сказал Андрес. – Но Его Высокопреосвященство, не желая, чтобы враг учинил после осады расправу над мещанами и духовенством, предпочёл открыть ворота.
- Сказал бы я... - буркнул под нос генерал. – Что думаю о воинских понятиях вашего архиепископа, да ведь он уже благословил меня... Ну а враг, стало быть, зверства всё-таки учинил? Не помогла добрая воля?
- Сейчас архиепископ в темнице. – словно не заметив последнего насмешливого вопроса, сказал Андрес. – Господа, если вы люди чести, заклинаю – не распространяйтесь о том, что я скажу: я везу Императору письмо от архиепископа. Брантсбургцы преследовали меня почти до вашего ландграфства – мне даже пришлось вступить в бой, я чудом избежал смерти. Если это письмо не попадёт в руки Императора в ближайшее время... я просто не представляю себе, что ждёт архиепископа. И не только его – лютое беззаконие, учинённое герцогом Вильгельмом, угрожает и вашим землям.
Повисло тревожное молчание. Генерал насупился, Хансен застучал пальцами по столу.
- Когда Вы в последний раз видели солдат герцога? – спросил последний.
- Не так далеко от границы. Но это были разъезды драгун, а не полноценные войска. Не думаю, что герцог торопится напасть на Ольсбрюккен.
Генерал и архитектор переглянулись.
- Это не имеет значения. Нужно готовиться к войне – Вы, Хансен, знайте своё дело, а Вы, господин Тауберт, завтра же отправляйтесь в Маренну, но по дороге загляните в Штральберг и расскажите Его Сиятельству ландграфу всё, что поведали нам. Ну и попросите, что ли, прислать нам пушек и людей – если этот, чорт его дери, герцог сюда сунется – я хочу дать ему такой отпор, чтобы ему больше не взбредало покушаться на священные права государей!
С этими словами генерал зевнул, потянулся, погладил рукой, оставив на панталонах жирные пятна, больную ногу и, распрощавшись, отправился спать. Андрес улыбнулся.
- Ваш генерал милый человек.
- Что есть, то есть. – ответил тем же Игнац.
***
Исполинский красный змей, ощетинившийся стальными шипами, под рокот барабанов и визг флейт полз по Кастенвальдской равнине. Никак иначе издалека смотрящий селянин не мог назвать подобное зрелище – вид брантсбургской колонны, двигавшейся по тракту. В колонне были кавалеристы, пехотинцы, пушки, над нею реяли знамёна и возвышались острия пик. Воинственная красота, сметающая на своём пути всякое сопротивление...
А впереди, в голове колонны, сопровождаемый группой офицеров и всадников в латах, ехал сам герцог Брантсбургский Вильгельм I.
Об этом правителе много говорили в последнее время. Говорили, что он кровожадный тиран, обложивший своих подданных несносными податями, говорили, что ему неведом Божий страх, и храмы он грабит столь же охотно, как и замки. Ходил даже слух, что свою жену, богобоязненную и добрейшую государыню герцогиню он приказал четвертовать за то, что она переглянулась на балу с каким-то хорошеньким офицером...
«Не всё то суд, что бабы врут» - говорят в народе. Большая часть этих слухов была совершенной ложью, не достойной даже повторения. Налоги в Брантсбурге действительно были несколько выше, чем в соседней Лиговии, но солдаты герцога в плане мародёрства были куда скромнее и дисциплинированнее воинств других государей – пожар Инстерхейма был больше случайностью, чем целенаправленным карательным актом. А уж бредни про казнь жены... были верхом дикости и жестокосердия. Супруга герцога действительно теперь пребывала бессмертной душою на Небесах, а телом – в усыпальнице, но смерть постигла её от продолжительной родовой горячки, истощившей её жизненные силы. Ценою своей жизни она подарила герцогу наследника – маленького принца Людвига, в котором несчастный вдовец не чаял души.
При трезвом взгляде на деятельность герцога Вильгельма нельзя не выразить ему всецелого одобрения: его силами провинциальный Брантсбург обрёл политический вес в Империи, обзавёлся мощной армией и обогатил казну. Армия же была страстью герцога – именно в неё вливались деньги военного налога, и именно этот налог обеспечил её лучшим оружием, многочисленностью и самой эффективной системой обеспечения. В брантсбургской армии уже не узнать было того жалкого ополчения, могущего лишь обороняться с грехом пополам, каким она была лет пятнадцать назад. Теперь, в Кастенвальде, можно было лицезреть всю её мощь и стройность – роты мушкетёров и пикинеров в одинаковых красных камзолах, эскадроны драгун и кирасир в сияющих на солнце чёрных латах, большие и малые орудия внушали трепет и восхищение.
- Мой государь! – вперёд, поравнявшись с белым конём герцога, выехал один из генералов. – Через два дня мы уже будем у границ Ольсбрюккена.
- Хорошая весть. Я уже успел устать от этого марша. Прикажите, чтобы орудия подтягивались ближе к голове колонны, нам понадобится наша артиллерия. – герцог, манящим жестом призвав за собой своё сопровождение, оторвался от колонны и поднялся на придорожный холм.
Спешившись, штаб расположился вокруг герцога, воссевшего на поднесённый барабан. Перед ним разостлали карту и поставили кувшин вина, которым он тут же наполнил свой кубок.
- Здесь, господа, мы перейдём границу. Будем надеяться, что ландграф пока не подозревает о нашем походе. Вот здесь, - обвёл он карандашом на карте. – Крепость Ягтенхоф, преграждает нам путь на Штральберг. Придётся обезвредить её, да и база для дальнейшего продвижения нам пригодится, будет, где расположить часть наших запасов. Вперёд пошлём разведчиков из наёмников-гусар, пусть эти лиговцы отрабатывают свои деньги... Кстати, что там с гонцом, выехавшим из Инстерхейма?
Ответа на вопрос герцога не последовало. Отвечать было нечего...
- Хм... - правая бровь Вильгельма поползла вверх, как бывало, когда герцог испытывал неудовольствие. – Упустили. Знаете, господа, почему перед вторжением я не испытываю никакого страха? Потому что я нужен Императору. На востоке ему угрожает всесильный падишах Асмонии, с севера к его короне устремляется рука еретиков-меровитов. Кто встанет на стражу его трона? Ландграф Ольсбрюккенский с тремя сотнями человек? Может, герцог Норенберг, у которого половина кавалерии не располагает лошадьми?
Генералы разразились дружным смехом.
- Вот-вот. – герцог разгладил усы, мысленно одобряя собственную остроту. – В моей власти самая большая и дееспособная армия в Империи. Наш поход в Инстерхейм это наглядно показал – при том, что мы – не орды асмонийского падишаха, перед которыми, сказать по правде, даже я испытываю трепет. Империя, господа, сейчас похожа на старый дом, хозяева которого заботятся лишь о фасаде – а за ним гниют сваи и осыпаются потолки. Ещё один «асмонийский потоп», и плотина будет прорвана – мы захлебнёмся в крови и нашей тысячелетней Империи придёт конец. Если для её защиты мне придётся свергнуть царствующего Императора... Господа, вы – свидетели! – я пойду на это, и буду уповать только на Бога и вашу верность.
Генералы смотрели на своего государя с трепетом и восхищением. Многие из них помнили последнее нашествие асмонийцев, даже участвовали в его отражении, помнили разорённые деревни и разрушенные храмы, горы убитых и длинные вереницы раненных, бредущих по дорогам в поисках пропитания... Все сознавали, что над Империей сгущаются тучи.
- Ура нашему герцогу! – вдруг воскликнул один из них. И все дружно его поддержали.
- Ура! Ура!! Ура!!!
Услыхав этот клич, вся армия, проходя мимо холма, разразилась громоподобным «Ура!». И оно гремело над Кастенвальдом, не смолкая, уносимое ветром всё дальше и дальше...
***
Вольный бежал, словно пущенная опытным лучником стрела. Запыхавшийся порядком Андрес придерживал правой рукой шляпу, норовящую слететь с головы под потоком ветра, бившем в лицо. Кажется, сама природа преграждала ему путь в Штральберг...
Миновав стражу и оставив своего коня у самого замка, посланец архиепископа доложил о себе и нетерпеливо принялся расхаживать в приёмной, дожидаясь позволения войти. Наконец, оно было ему дано – двери отворились и он, пав на колени, приветствовал ландграфа, передав ему заодно архиепископское благословение.
Правитель был несколько смущён таким жестом – он не привык, чтобы перед ним едва не падали ниц и, как просвещённый государь, попросил гостя встать, но тот горячо отклонил просьбу.
- Прошу Вас, Ваше Сиятельство, прежде выслушайте меня.
- Говори! – ландграф поднялся с трона, взбудораженный выразительностью слов Андреса.
- Государь! Я – Андрес Тауберт, слуга Его Высокопреосвященства архиепископа Инстерхеймского Лаврентия, и верный подданный нашего Императора. Держу путь от стен сожжённого солдатами герцога Брантсбургского родного города, дабы передать Императору послание моего покровителя и ныне узника в руках безчестного захватчика, пробудив в нашем общем великом повелителе праведный гнев, который, уверен, он не замедлит обрушить на герцога Вильгельма. Недавно я был тепло принят в Вашей крепости, где нашёл кров и пищу, теперь же, передавая почтение своё и слуг Ваших, мне повстречавшихся, я следую в Маренну, но прежде вынужден сообщить дурные вести – войска герцога уже в Кастенвальде, и могут повторить своё беззаконие, нарушив границы Ваших владений. Опасаясь за крепость, господин комендант фон Ризенбах просит Ваше Сиятельство прислать пушек и солдат для возможной обороны.
Закончив, Андрес резко уронил голову, будто она была отсечена невидимым мечом. Ландграф погрузился в раздумья. Рядом с ним, чуть приподняв голову, гонец увидел советника – Эльгеберг, похоже, был недоволен визитом Андреса и беспокойством, которое он нагнал на его государя.
- Государь... - проговорил советник. – Я вижу, что наш гость измучен поспешением и длинной дорогой. Ему следует отдохнуть, хотя бы до завтра.
- Да-да, ты прав, граф. Я благодарю тебя, Андрес, за твою службу мне и Императору, который ждёт твоих вестей в сиятельной Маренне. Теперь же ступай, отдохни, и узнай, что в моём замке всякого гостя ждёт приём не менее радушный и щедрый, чем в моих пограничных крепостях. – ландграф подошёл ближе, поднял гонца с колен и обнял его. – Ты славно служишь архиепископу. Пусть с тобой прибудет Бог!
Андрес ещё раз поклонился и покинул залу. С лица ландграфа спала маска участливого добродушия, на место которой заступило выражение глубокой думы и серьёзности.
- Как ты считаешь, граф, как нам поступить в данном случае?
- Мой государь, я верю нашему гостю, но, боюсь, он может преувеличивать опасность, грозящую нам. Мы многого не знаем, в том числе и того, является ли этот Тауберт посланцем архиепископа, или только представляется таковым.
- Ты... предлагаешь повременить с подкреплением в Ягтенхоф?
- Совсем немного. Пару дней, государь, ничего не решат. А наш гость... В любом случае, я думаю, его стоит наградить. Посмотрим, как он поведёт себя завтра.
Ландграф посмотрел на свою правую ладонь, подумав, снял с пальца перстень и передал его советнику.
- Вечером навести этого Андреса и отдай ему это. Несправедливо будет отпускать его лишь с набитым животом и отлеженной щекой. – вновь повеселел ландграф. – А теперь нам с тобою пора отдохнуть от этих дел – поезжай домой, утром жду от тебя доклада.
Советник отвесил поклон, сжимая в кулаке ландграфский перстень.
- Конечно, государь. Утро вечера мудренее...
Изменено 1 января 2015 пользователем Landesvater